О.Е. Осовский, М.Н. Тутаева ВОСПРИЯТИЕ ИДЕЙ З.ФРЕЙДА В РОССИЙСКОМ ЗАРУБЕЖЬЕ Обращение к истории рецепции фрейдизма в российском культурно художественном сознании, особенно первой трети XX в., позволяет лучше понять те альтернативные варианты мыслительства, которые возникали в интеллектуальной атмосфере России, ту идейную канву, которая обрамляла и обогащала русскую мысль на протяжении ряда десятилетий. В дореволюционной России идеи австрийского психолога и мыслителя, обретающего все большую популярность сначала в Европе, а затем и в Америке, получили определенный резонанс среди русских ученых 1. В 1920х г. как в России, так и в Российском Зарубежье становится заметен профессиональный интерес к ним психологов и психиатров, наблюдается интенсивное развитие психоаналитического движения. Распространению последнего активно способствовали такие теоретики и клиницисты, как М. Асатиани, Л. Белобородов, Н. Вырубов, А. Залкинд, Н. Осипов, Т. Розенталь и др. В не меньшей степени фрейдизм занимал и интеллектуальную элиту России, как всегда с энтузиазмом откликавшуюся на новейшие философские, культурно-художественные и прочие зарубежные новации 2. При этом российская эмиграция была куда более свободна в своих симпатиях и пристрастиях, куда менее скованна в оценках (особенно по сравнению с той ситуацией, которая складывается в Советской России, начиная с конца 1920х г., хотя и здесь, отметим, справедливости ради, попытки объективно взвешенной оценки учения Фрейда и его последователей, равно как и эксперименты с созданием вариантов "марксистски ориентированного фрейдизма", в предшествующее десятилетие присутствовали достаточно рельефно)3 . Совершенно очевидно, что для российских интеллектуалов, оказавшихся в эпицентре духовной жизни Западной Европы с ее спорами и дискуссиями, фигура Фрейда представлялась достаточно любопытной. Российское культурно художественное сознание претерпевает весьма примечательную эволюцию, закономерным итогом которой становится окончательное укоренение в нем фигуры Фрейда и его учения как характернейшей приметы новой эпохи. "Влияние фрейдизма растет с каждым днем. Нет оснований предположить здесь возможность перелома: явно, что мы имеем дело не модой или временным увлечением, но с тенденцией глубокой и показательной, констатирует в июне 1925г. в газетной реплике с выразительным заголовком "Победы фрейдизма" известнейшая фигура младшего поколения эмигрантов Н.М .Бахтин, публицистическое творчество которого на страницах еженедельника "Звено" без всякого преувеличения можно назвать интеллектуальным зеркалом "Русского Парижа" 1920х г. Прежде всего, фрейдизм не только отвлеченная доктрина. Он создал вполне реальную возможность плодотворного подхода к огромной сфере явлений, доселе почти недоступной. То, на что Фрейд указал раз и навсегда, уже не может быть игнорируемо, как бы далеко мы не отошли от общих формул несговорчивого венского психолога. Правда, именно эти формулы (пансексуализм, пресловутый символизм) особенно существенны для вульгарного фрейдизма, но не в них, конечно, основная заслуга Фрейда. Самое упорное сопротивление новой психологической доктрине оказали страны латинской культуры и, прежде всего, Франция. Однако и здесь за последние годы фрейдизм восторжествовал, с ним равно, хотя и поразному, считаются и в Коллеж де Франс, в клинике и в самом грязном литературном подполье от профессора Жанэ до Андрэ Бретона включительно. Пишут психоаналитическую критику, истолковывают, с точки зрения сексуального символизма, не только Руссо и Мопассана, но даже "Песнь о Роланде" (J. Vodoz); наконец, в "Одеоне" идет пьеса Ле Нормана с "комплексом Эдипа", бисексуализмом и прочими эффектными аксессуарами фрейдизма"4. Процитированное выше наблюдение Н.М. Бахтина крайне примечательно не только тем, что автор его блистательно знал всю сферу западной гуманитарной мысли (по преимуществу французской и немецкой) и выступал в функции своеобразного посредника, функции которого заключались в трансляции новейших достижений западной культуры читателю Российского Зарубежья, прежде всего, естественно, во Франции5 . Не будучи сторонником фрейдистской теории, Н.М. Бахтин вполне объективен в оценках ее научного потенциала и достаточно терпим по отношению к серьезной психоаналитической практике. На что автор реагирует крайне резко, так это на воинствующий обскурантизм, в том числе и в сфере психологии 6 объектом его безжалостной иронии становятся вульгаризаторы идей Фрейда по обе стороны границы и во Франции, и в Советской России. Так, несмотря на то, что поводом к написанию бахтинской заметки послужила публикация первого выпуска журнала французских психоаналитиков "Психиатрическая эволюция", значительная часть ее оказалась посвящена работе советского автора ("поучительному и характерному факту из истории фрейдизма в России, где, как известно, не любят предаваться пустым умствованиям, но разом переходят к делу"7) книге Б. Казанского "Метод театра" (Л., 1925), наглядно иллюстрирующей способность советских адептов дурно понятого и истолкованного психоанализа "безнаказанно и безответственно предаваться самой рискованной психологической вивисекции"8 над учащимися советских школ. Отметим, что Н.М. Бахтин вовсе не единственный представитель российской эмиграции, углубленно и заинтересованно осмысливающий опыт фрейдизма и психоанализа. Вряд ли будет преувеличением сказать, что к концу 1920х началу 1930х г. идеи Фрейда достаточно укореняются в культурном сознании интеллектуальной элиты Российского Зарубежья, плавно перетекая в подсознание последней. К. примеру, обладающий крайне высокой степенью саморефлексии блестящий писатель и психолог В.В. Набоков откровенно саркастичен, когда добавляет во внутренний монолог так и сочащегося откровенной пошлостью главного героя рассказа "Хват" примечательную фразу: "О женщина, твое имя золотце... Так мы называли нашу маму, а потом Катеньку. Психоанализ: мы все Эдипы"9 . Набоковской ироничичности совершенно лишены иные примеры обращения к опыту Фрейда в тех случаях, когда авторам не просто очевидна значимость Фрейда для современного культурного и философского сознания: упоминание Фрейда в конкретном контексте становится как бы естественным и проговаривается без поиска каких бы то ни было обоснований. Скажем, известный русский художник и искусствовед А.Н. Бенуа в начатых в середине 1930х г. воспоминаниях делает весьма показательную отсылку к австрийскому мыслителю, вспоминая об отношении к автору "Рождения трагедии из духа музыки" в кругах санктпетербургской интеллигенции конца прошлого столетия: "Идеи Ницше приобрели тогда прямо злободневный характер (характер идеи вроде того, как приобрели впоследствии такой же Фрейда)"10. Сходный пример несложно обнаружить и у Н.А. Бердяева, в "Истоках и смысле русского коммунизма, мимоходом замечающего: "Метод разоблачения иллюзий у Маркса очень напоминает то, что делает Фрейд. Идеология, которая есть лишь надстройка, религиозные верования, философские теории, моральные оценки творчество в искусстве иллюзорно отражают в сознании действительность, которая есть прежде всего действительность экономическая, то есть коллективная борьба человека с природой для поддержания жизни, подобно тому как у Фрейда есть прежде всего сексуальная действительность"11. Вопрос о восприятии Фрейда русской философией "серебряного века" в предреволюционной России и ее представителями, а также более поздними продолжателями этой традиции в Российском Зарубежье заслуживает специального и подробного рассмотрения12, здесь же мы лишь заметим, что разговор о Фрейде и его идеях ведется Н.О. Лосским, С.Л. Франком, В.В. Зеньковским исключительно с профессиональных позиций. Показательно, что в написанном во второй половине 1920х г. известном философском труде "Свобода воли" Н.О. Лосский. Достаточно органично оперирует примерами из фрейдовской "Психопатологии обыденной жизни"13, а И.И. Лапшин в 1929 г. печатает в журнале "Воля России" весьма объемистое исследованием "Бессознательное в научном творчестве"14. Правда, следует отметить, что собственно концепция бессознательного у Лапшина отнюдь не тождественна фрейдовской (у которого, по мнению русского философа, она скорее выступает как "безотчетное"), но теория и практика австрийского психиатра и его учеников таковы, что игнорировать их в любом случае нецелесообразно. В 1930 г. со статьей "Психоанализ как миросозерцание" в "Пути", одном из ведущих философских журналов эмиграции, выступает С.Л. Франк, констатировавший прежде всего тот примечательный факт, что "психоанализ давно уже перестал быть чисто медицинской теорией. Прежде всего он претендует на значение общепсихологической теории; он утверждает, что ему удалось раскрыть неизвестный до него основополагательный механизм душевной жизни человека. Затем он распространяет свои выводы на область духовной жизни, на явления эстетические, этические, религиозные, на социальную жизнь"15. Вскрывая философский подтекст и контекст теории Фрейда, Франк сравнивает последнюю с марксизмом и усматривает слабость обеих концепций в чрезмерном тяготении к позитивизму и примитивному материализму. "Коротко говоря, делает философ заключительный вывод, психоанализ философски не справился с тем кладом глубинной душевной жизни, который он сам нашел. Плоскость его рационалистических и натуралистических понятий не адекватна глубине и иррациональности открытого им духовного материала. Он есть типичный образец современного сознания, которое знает и отвлеченно понимает бесконечно больше, чем прежние эпохи, но которое не имеет живого внутреннего ощущения полноты реальности и свое знание вкладывает в узкую и убогую схему своих рационалистических понятий" (с.49). Добавим, однако, что несмотря на критическое отношение к фрейдизму, в своем фундаментальном тексте конца 1930х "Непостижимое. Онтологическое введение в философию религии" Франк использует фрейдовское разделение "Я" на "простое Я" и "сверх идеальное я"16. Наибольшего внимания в данном контексте, конечно же, заслуживает В.В. Зеньковский, в сфере интересов которого присутствует не только философская проблематика, но и психолого-педагогическая тема17. Продемонстрировав интерес к самым различным западным и отечественным психологическим теориям, Зеньковский посчитал необходимым и существенно важным остановиться на концепции Фрейда: он не только выделил данное направление при анализе имеющейся литературы по проблеме, но и весьма пристально рассмотрел основные особенности концепции своих явных оппонентов ("... школа Фрейда, констатирует он, придает особое значение в психических заболеваниях тем "конфликтам" в детской душе, которые возникают в ней очень рано (по мысли этой школы на сексуальной почве). Отсюда очень глубокий интерес всего этого течения к психологии детства"18). Скептически относясь к концепции Фрейда в целом и полемизируя с последней ("... скудость наших воспоминаний, относящихся к тому, что происходило в сознании ребенка, не может быть объяснена так, как это делает Фрейд. Причина того, что у нас так мало остается воспоминаний из нашего детства, лежит, по моему мнению, совсем в другом именно в том, что, созревая, мы совершенно теряем интерес к тому, что происходило в сознании ребенка"19), причисляя большую часть утверждаемого оппонентом, видимо, не во всем правомерно, к "лжи сознания", не к реальным переживаниям последнего, а к призванной скрыть эти переживания "маскировке"20, Зеньковский тем не менее полагает необходимым воспроизвести основные воззрения Фрейда на интересующие его самого проблемы. Понятно, что пристальнее всего Зеньковский вглядывается в концепцию Фрейда, размышляя о сексуальных чувствах ребенка. Православная ориентация ученого21 не позволяет ему сохранить полную объективность при анализе "сексуального развития ребенка по Фрейду", хотя определенные заслуги Фрейда и его школы в постановке и решении этих вопросов он все же готов признать. Не случайно, в опубликованной в 1934г. книге "Проблемы воспитания в свете христианской антропологии" Зеньковский находит своего рода "реабилитирующие" обстоятельства: отчасти примиряющие его идеолога православной педагогики с отдельными моментами фрейдизма и его последующих модификаций. "В сущности и Фрейд, замечает Зеньковский, особенно во второй половине своей научной деятельности, не защищает теории пансексуализма, поскольку кроме полового влечения (Sexualtrieb) он признает и так называемое Zehtrieb. В ряде разъяснений Фрейд не раз подчеркивал, что он вовсе не является сторонником пансексуализма. Еще менее это можно сказать о Юнге..."22. Отдельного разговора и специального исследования требует стоящая в силу своей сугубо профессиональной специфики несколько особняком проблема восприятия и интерпретации идей Фрейда российскими психиатрами и психоаналитиками, лишь а последнее время выходящая на первый план22. Самой примечательной из всех фигур можно без преувеличения назвать одного из крупнейших российских врачей психоаналитиков Н.Е. Осипова. Биография Н.Е. Осипова (1877 1934) достаточно характерна для его поколения. Сын известного земского врача и деятельнейшего участника российского общественного движения, в ранней юности решивший стать психотерапевтом, Н. Осипов проходил обучение и практику в Цюрихе под руководством К.Г. Юнга. Получив в 1903г. степень доктора медицины, Н. Осипов возвратился в Россию и поступил ординатором в частную клинику, а в 1906г. был принят на должность старшего ассистента у директора психиатрической клиники Московского университета В.П. Сербского, прочившего молодого талантливого коллегу на свое место23. В центре научных и практических интересов Н. Осипова в этот период практическая психиатрия он ведет прием больных, открывая в клинике психотерапевтическую амбулаторию. Кроме этого, он активно принимается за пропаганду новейших психотерапевтических методик, в эффективности которых он воочию убедился во время пребывания в Германии и Швейцарии. С 1907г. Осипов публикует рецензии в российских психиатрических журналах на самые последние работы П. Дюбуа, З. Фрейда, К. Юнга и др. Он становится одним из инициаторов издания и постоянным автором журнала "Психотерапия", участвует в редактировании русских переводов Л. Вальдштеина, П. Дюбуа, З. Фрейда, Я. Марциновского, кое-что переводит сам, принимая деятельнейшее участие в формулировании и развитие терминологического пласта российской психиатрии и психологии, обогащающейся принципиально новыми терминами и понятиями. Н. Осипов всерьез увлечен работами З. Фрейда, с которым лично встречался в Вене и вел переписку, но при этом он сохраняет в своих трудах и практической деятельности и верность российской традиции земской медицины. Соответственно он был убежден в том, что подготовка врача-психиатра не должна состоять из одной только психотерапевтической подготовки, базирующейся к тому же на философской концепции Фрейда: по мнению Осипова, врач должен иметь собственную, личную философию, с помощью которой в конечном счете он и лечит больного, передавая ему свое понимание болезни, ибо знает, что есть нечто более сильное и значительное, нежели его воля это неизбежный ход событий. К тому же само восприятие психоанализа в России было достаточно специфичным. Психотерапия как метод лечения психических заболеваний, основанный на психическом же воздействии, в начале века располагала лишь двумя наиболее эффективными техниками: гипнозом, или внушением, и убеждением, или рациональной психотерапией. Психотерапии как лечению должен был предшествовать анализ болезни, выяснение ее этиологии. Относительно генезиса неврозов не существовало единой точки зрения. Психоанализ был воспринят в этом контексте как еще одна концепция, дающая психологическое объяснение неврозу и довольно успешная при анализе этиологии. Н. Осипов писал, что концепция З. Фрейда направлена на анализ болезни и поэтому удачно дополняет рациональную психотерапию, которой, по его мнению, не хватает анализа. К предлагаемому же методу лечения в психоанализе он поначалу относился с осторожностью. В статье "О психоанализе", опубликованной в журнале "Психотерапия" в 1915 г.24, исследователь ограничивает свою задачу тем, что пишет об основных идеях нового метода, останавливаясь исключительно на том, что можно извлечь полезного из учения З. Фрейда и его последователей, и оставляя совершенно в стороне резкие утверждения фрейдистов и такую же резкую критику со стороны их оппонентов. Рассматривая все возможности применения психоаналитического метода, Н. Осипов считает психоанализ Фрейда методом изучения душевных переживаний и проявлений, как душевно здорового человека, так и душевной /или нервнобольного. Проанализировав материал из различных областей философии и медицины, где возможно приложение психоанализа, Н. Осипов делает общий вывод о бесконечной многогранности души человека. Психоанализ З. Фрейда имеет своей целью проникнуть в эту "самую внутреннюю душевную жизнь". Фрейд признает как бы два душевных мира у каждого человека: мир сознательный и мир бессознательный. Реально в каждый данный момент психика индивидуума представляет собой мир сознательный, основанный на бессознательном и получавший импульсы из последнего. Против этих импульсов направлена духовная цензура, между тем как сами импульсы представляют собой истинные желания данного индивидуума. С ослаблением цензуры эти желания, хотя и в искаженном виде, проявляются сильнее, как в сновидениях, так и в оговорках, ошибочных действиях. Когда ослабление цензуры еще значительнее, то импульсы бессознательной психической жизни проявляются в заболевании психоневрозом. Как отмечает Н. Осипов, этот ряд мыслей не нов новым оказывается стремление З. Фрейда указать на возможность метода для познания этого подсознательного мира. Разделяя взгляды З. Фрейда на механизм вытеснения, на большое значение изучения и возвращения в поле сознания вытесненного материала в целях его уже окончательного устранения путем разума (катарсис), Н. Осипов не признает ту часть сексуальной теории Фрейда, согласно которой вытеснению подлежат только сексуальные ощущения, и только сексуальный вытесненный материал обуславливает собой порождение психоневрозных симптомов. По мере того, как русская аудитория ближе знакомилась с работами З. Фрейда, опасения таяли, и психоанализ прочно вошел в психотерапию. Единственным основанием принятия той или иной концепции было то, берет ли данная концепция в расчет душу больного, обращается ли к его внутреннему миру, ценностям, нравственности или же видит в больном, как традиционная психиатрия и вообще медицина, невменяемого, т.е. безответственного, превращая его в пассивный объект воздействий. Поэтому, хотя Н. Осипов видит разницу между психоанализом и рациональной психотерапией, он иногда относит оба эта направления к этико-философской психотерапии. Н. Осипов убежден, что у психоанализа и у рациональной терапии в конечном счете одна задача духовное очищение, но решают они ее по-разному: рациональная терапия пробуждая и укрепляя духовного человека, психоанализ помогает познавать животного человека в себе и бороться с ним. Н. Осипов часто выступал с докладами как в Москве, где он в течение десяти лет был секретарем психиатрического кружка "Малые пятницы", так и в эмиграции. Большевистский режим оказывается для него абсолютно неприемлем: в начале ноября 1918г. он покидает Москву и после трех лет скитаний тяжело больной окончательно оседает в Праге, где преподает в Русском Народном университете, постоянно выступает с лекциями перед чешской и русской аудиториями, ведет медицинскую практику. Главным делом Осипова становится поддержание в условиях пражской эмиграции традиций профессионального общения и воспитание достойной смены. По просьбе молодых медиков, желавших углубленно изучать столь специфический вопрос, он организует Русский психиатрический кружок, на заседаниях которого присутствовали не только профессионалы-медики, но и представители интеллектуальной элиты "русской Праги"25, в том числе И.И. Лапшин, С.И. Гессен, А.А. Бем, Д.И. Чижевский и др. Вряд ли будет большим преувеличением предположение о том, что подчеркнутый интерес к психоанализу у вполне определенного круга авторов в Праге конца 1920х г. возник и сформировался под явственным влиянием Н.Е. Осипова и его бесед. Увлечение вопросами психологии, внимание к проблеме бессознательного, стремление по-новому прочесть сугубо литературный материал отчетливо заметно у большей части попадавших в круг осиповского общения литературоведов и критиков. Подтверждение тому постоянное обращение к теме в подтекстах знаменитой серии сборников "О Достоевском", выходивших под редакцией А.А. Бема. Уже в первом выпуске Бем выступает с показательным исследованием "Драматизация бреда ("Хозяйка" Достоевского)", в котором нащупывает пути совершенно нетрадиционного рассмотрения творчества писателя: "В своих дальнейших обобщениях, поясняет он, я во многом близко подхожу к выводам фрейдовской школы. Однако для меня на первом месте стоит не характерология самого Достоевского, а произведение как законченный творческий акт. К его пониманию я стремлюсь прежде всего. Вскрытие связей с личностью автора важно постольку поскольку подводит меня к произведению. Поэтому я в дальнейшем не буду так подробно останавливаться на анализе душевной жизни Достоевского, как бы это требовалось от психоаналитика. Это просто не входит в мою задачу, да я и не могу себя считать специалистом в этой области. Но должен сказать, что нет другого произведения, к которому можно так легко применить учение Фрейда об "эдиповом комплексе"26. Действительно, хотя психоаналитическая методика не стала для Бема единственно возможной при анализе литературных произведений, опыт использования последней не прошел для него без следа. В изданный в 1936г. в качестве третьего выпуска упомянутого выше сериала сборников "О Достоевском" книге "У истоков творчества Достоевского" он пишет: "Применение метода "мелких наблюдении", опирающегося до определенной степени на достижения школы Фрейда в области изучения бессознательного, нередко помогает исследователю в этом случае выбраться на верный путь"27. А еще два года спустя Бем публикует ряд своих статей (в том числе и "Драматизацию бреда") отдельной книгой с выразительным заголовком "Достоевский: психоаналитические этюды"28. Отчетливый интерес к теории Фрейда демонстрируют и другие участники сборников. Так, совсем еще молодой Д.И. Чижевский публикует во втором выпуске статью "Достоевский психолог", в которой анализирует проблему подсознательного у Достоевского и Фрейда29 (в посвященном памяти Н.Е. Осипова сборнике он опубликует статью "Подсознательное у романтиков"), а В.В. Зеньковский предложит убедительнейший разбор сексуального поведения Ф.П.Карамазова30, вступая в убедительную полемику не только с Фрейдом, но и с Юнгом. В свою очередь, и осиповский интерес к психоанализу в художественной форме претерпел на первый взгляд неожиданную трансформацию: среди сделанных Осиновым за последние годы шестидесяти с лишним докладов "Басни Крылова", "Рассказ Тургенева", "Обломов и обломовщина" и др., среди которых совершенно поразительным предстает посмертно опубликованный текст доклада 1927г. "Страшное у Гоголя и Достоевского". В этих работах и в дискуссиях вокруг них обсуждается главным образом три темы: творчество и психопатология, писатели как психологи, или близость литературного анализа к психологическому и философия психотерапии. Особый смысл, думается, имеет появление в первом сборнике "О Достоевском" статьи Осипова "Двойник" Ф.М. Достоевского: записки психиатра". Как отмечал в рецензии на сборник известный философ и критик Российского Зарубежья Л. Зандер, "прекрасным дополнением темы о Двойнике является очерк Н.Е. Осипова, давшего его психиатрическую оценку на основании методов психоанализа. Читая эти "заметки" психиатра, получаешь впечатление, что у автора вместо глаз микроскопы: ибо каждое слово повести раскрывается для него столь многими смыслами, что обычный на первый взгляд текст превращается в богатейшую психологическую документировку как в отношении героя повести, так и ее автора. Специфической особенностью метода Н.Е. Осипова является то, что остроумие и точность психоаналитического метода не остаются у него висящими в воздухе, но связываются с некоторыми метафизическими построениями (правда, недостаточно ясно выраженными), берущими свое начало в русской философской традиции (в трудах Пр. С. Булгакова, С.Л. Франка, Н.О. Лосского)"31. Активно занимаясь собственно психиатрией (по свидетельству самого ученого, у него было собрано и описано более тысячи случаев для подготавливаемой им "Психологии невротиков"32), ученый не оставляет культурно психоаналитических студий и в дальнейшем. Так, он публикует в 1931г. в "Научных трудах Русского народного университета" в Праге статью "Революция и сон", немецкий реферат которой, по собственному признанию, собирался послать З. Фрейду ("...хочу еще для Фрейда обработать свой доклад "Сон и революция", пишет он в одном из писем 11 августа 1930 г.,33 то есть еще до появления русского варианта статьи). В ней он рассматривает революцию как сон, в котором происходит реализация вытесненных импульсов, или как регрессию в нарциссизме, называя революционные массы "мынарцисс". В этой, как и в других последних своих работах, отталкиваясь от психоанализа, он пытается строить философию любви: "эмпиристическая ценность исследования З. Фрейда не пострадает, если центральное место ... займет не физиологическое притяжение, но любовь в ее эйдетическом смысле, как абсолютная ценность. Далее, любовь находит свое выражение в чувствительности половой и неполовой, в нежности. Наконец, она проявляется в особых переживаниях близости и интимности между людьми как наивысшей формы проявления любви в человеческом мире". Автор осмысливает революцию как категорию нравственно психологическую, сравнивая ее с регрессией и нарциссизмом. С точки зрения русской культуры, такое философское построение казалось вполне уместно и даже необходимо. Сходную картину нетрудно увидеть в появившейся несколько позже книге известного теоретика и практика педагогики Русского Зарубежья И.М. Малинина "Комплекс Эдипа и судьба Михаила Бакунина. К вопросу о психологии бунта"34, также осмысливавшей опыт российской нигилистической традиции на фоне последующих социальных потрясений как закономерного результата ее воздействия. Таким образом, посреднические функции, взятые на себя Н. Осиповым и его современниками, заключались не только в том, чтобы перевести и издать западную литературу, создав русскоязычную терминологию, воспитать новое поколение психотерапевтов, но и в том, чтобы укоренить психоанализ и психотерапию в национальной научной, философской, литературной традициях, переведя их на язык русской культуры, ретранслировать в культурное сознание Российского Зарубежья. В любом случае, проблема восприятия идей Фрейда в Российском Зарубежье остается примечательной попыткой диалога между культурно философскими сознаниями, берущими истоки в различных традициях и обретающих понимание друг друга при построении нового, нестандартного объяснения внутреннего мира человека, человеческого характера, места человека в окружающем его контексте и т.п. Без учета процесса рецепции идей Фрейда данный аспект культурно-образовательного пространства российской эмиграции остается по меньшей мере неполным. Примечания 1. См.: Эткинд А. Эрос невозможного. История психоанализа в России. СПБ., 1993. 2. См.: Раев М. Россия за рубежом. История русской эмиграции: 1919 1939. М., 1994; Культурное наследие Российской эмиграции. В 2 кн. М., 1994. 3. См.: Зигмунд Фрейд, психоанализ и русская мысль, М., 1994. 4. Бахтин Н.М. Из жизни идей. Статьи. Эссе. Диалоги. М., 1995.С.78.5. 5. См.: Осовский О.Е. Николай Бахтин на страницах журнала "Звено" (19261928) // Культурное наследие. Кн.2. С.167 181. 6.См.: Бахтин Н.М. Относительность самосознания//Бахтин Н.М. Из жизни идей. С.81 84; его же. Метапсихика //Там же. С.103 106; его же. Эмансипация психологии // Там же. С. 110 112. 7.Там же.С.79. 9. Там же. 10. Набоков В.В. Собрание сочинений. В 4 т. М., 1990. Т.2. С.375 (все выделения жирным шрифтом в тексте статьи принадлежат нам. 0.0., М.Т.). Следует отметить, что "отношения" с Фрейдом самого Набокова развиваются достаточно любопытно: так, И.В. Гессен, давний друг семьи Набоковых, в "Годах изгнания" подчеркивал как характернейшую деталь биографии начинающего писателя то, что тот "слышать не мог о Фрейде без раздражения, может быть потому, что ему представлялась кощунством попытка проникнуть в "почти нечеловеческую тайну" [В.В. Набоков: Pro et contra. СПб., 1997. С. 178]. Сам Набоков, много лет спустя, уже после скандального успеха "Лолиты", поставившего его в первый ряд западных писателей послевоенной поры, в одном из интервью выразился еще более однозначно: "Фрейдизм и все, что он испакостил своими нелепыми толкованиями и методами, кажется мне одним из самых отвратительных способов, которыми люди обманывают себя и других. Я полностью его отвергаю, вместе с некоторыми другими средневековыми штуками, которые все еще восхищают невежественных, заурядных или очень больных людей" [Там же. С.149150]. Позиция Набокова очевидна, и тем примечательнее свидетельства с "другого берега", поэта и критика Ю. Терапиано, к числу поклонников таланта В. Сирина не принадлежавшего: "Резко обостренное "трехмерное" зрение Сирина раздражающе скользит мимо существа человека. Мне кажется я не ошибусь, если скажу, вспомнив мелкие рассказы того же автора, печатавшиеся в "Последних новостях", что склонность к сомнительному германскому открытию психоанализу основной грех Сирина" [Там же. С.239]. Оставляя в стороне явственные противоречия критического выпада рецензента, заметим, что обвинение в симпатиях к психоанализу, в данном случае совершенно необоснованное, использовано критиком-недоброжелателем исключительно в целях компрометации обретающего все большую известность автора у аудитории "Русского Парижа". 10.БенуаА.Н. Мои воспоминания М., 1990. Кн.45.С.48. 11. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма Париж, 1937. С.8081. 12. См., в частности, Тутаева М.Н. Рецепция идей З. Фрейда в культурно-художественном сознании России 1910 1920х гг. //Филологические заметки. Саранск, 1997, 1998 (в печати). 13.Лосский Н.0. Избранное. М., 1991. С.562, 590. 14. Лапшин И.И. О бессознательном в научном творчестве // Воля Рос сии. 1929.№ 13. 15. Франк С.Л. Психоанализ как миросозерцание //Путь. 1930. № 25. С.23. Далее цитируется в тексте с указанием страницы. 16. Франк С.Л. Сочинения. М., 1990.С.409. 17. См.: Осовский Е.Г. К вопросу об эволюции педагогических взглядов В.В. Зеньковского // История образования: наука и учебный предмет. Н Новгород, 1996. 18. Зеньковский В.В. Психология детства. Екатеринбург, 1995. С. 16. 19. Там же. С.62. 20. Там же. С.87. 21. Весьма показательно, что в своих знаменитых работах по половому воспитанию юношества прежде всего, в брошюрах "На пороге зрелости", "Беседы с юношеством по вопросам пола" Зеньковский категорически не приемлет "натянутые толкования Фрейда", оставаясь в общем русле асексуальной концепции Эроса, характерной для русской философии "серебряного века", и провозглашает с заостренно антифрейдистским пафосом: "Пол не может и не должен жить в нас отдельной, самостоятельной жизнью, но должен быть включен в целостную общую жизнь" [Зеньковский В.В. На пороге зрелости. Париж, 1929. С.48]. 22. Зеньковский В.В. Проблемы воспитания в свете христианской антропологии. М., 1993.С.8485. 23. См.: Досужков Ф.М. Николай Евграфович Осипов как психиатр //Жизнь и смерть. Сборник памяти доктора Н.Е. Осипова. Прага, 1935. Т.1.С.2545. 24. Зигмунд Фрейд, психоанализ и русская мысль. 25. Верещака С. Русский психиатрический кружок в Праге //Жизнь и смерть.Т.1.С.5557. 26. Бем А.Л. Драматизация бреда ("Хозяйка" Достоевского) //О Достоевском. Сборник статей. Вып.1. Прага, 1929. С.94 95. 27. Бем А.Л. У истоков творчества Достоевского. Грибоедов, Пушкин, Гоголь, Толстой и Достоевский. Прага, 1936. С.6. 28. Бем А.Л. Достоевский: Психоаналитические этюды, Прага, 1938. 29. Чижевский Д.И. Достоевский психолог №//0 Достоевском. Сборник статей. Вьш.2. Прага, 1931. С.51 72. 30. Зеньковский В.В. Федор Павлович Карамазов // Там же. С.93 114. 31. Зандер Л. Рец.//Путь. 1930.N25.C.128 129. 32. Полосин М.П. Доктор Н.Е. Осипов // Жизнь и смерть. T.I. С.515. 33. Осипов Н.Е. Из писем М.П. Полосину // Там же. С. 17. 34. Малинин И.М. Комплекс Эдипа и судьба Михаила Бакунина. К вопросу о психологии бунта. Психоаналитический опыт. Белград, 1934.